Бизнес-план счастья  - Людмила Мартова

Его наверняка нет дома, он ездит по делам, пытается наладить отношения с женой, и она, Вера, сейчас убедится, что не случилось ничего страшного, тихо запрет квартиру и вернется на работу. Ах да, еще позвонит шефу, и он вместе с ней посмеется над ее дурацкими страхами. То, что она боится, смертельно боится, до одури, до полуобморока, до влажных ладоней и бешено скачущего пульса, Вера поняла только сейчас. Вот ведь странность, никогда она не была истеричной барышней!

Она последний раз повернула ключ в замке, глубоко вздохнула, как перед прыжком в воду, вытерла ладони о куртку и переступила через порог. В квартире было тихо, лишь мерно капала где-то вода из неплотно закрытого крана. Вера машинально подумала, что нужно вызвать сантехника, чтобы устранить неполадку. Звук шел не из кухни, которая находилась справа от входа, в конце довольно длинного и широкого коридора, с пола до потолка застроенного зеркальными шкафами, в которых, казалось, помещалась вся жизнь, а из ванной, которой заканчивался точно такой же, только уходящий влево бесконечный коридор.

Вера скинула ботинки, чтобы не наследить, и прошла в гостиную, совершенно пустую.

— Павел, вы дома? — позвала она оттуда. Молчание было ей ответом.

Вера сходила в кухню, безукоризненно прибранную. Лишь на столе стояла грязная тарелка с надкусанным гамбургером и пустой стакан с остатками коричневой жидкости. Вера взяла его и понюхала. Пахло колой. Не виски. Ступая на носочках и зачем-то затаив дыхание, Вера дошла до хозяйской спальни. На аккуратно заправленной кровати никого не было. В комнате дочки — восемнадцатилетней Глаши Молчанской — тоже.

В соседней комнате, принадлежащей пятнадцатилетнему Костику, царил приличествующий подростку бардак, валялась снятая и вывернутая наизнанку одежда и тоже стояли пустые стаканы из-под колы. Неосмотренным оставался лишь хозяйский кабинет, дверь в который была отчего-то закрыта. Никогда, никогда Павел Молчанский не признавал закрытых дверей! Вера снова вздохнула и потянула за ручку.

Кабинет, тоже пустой, отдавал той же стерильностью, что и остальная квартира. За исключением комнаты Костика, разумеется. Ни одной бумажки не лежало не на своем месте, ни одна книжка не была сдвинута. Нет, последняя домработница, подобранная Верой, хорошо знала свое дело, но складывалось впечатление, что после проведенной здесь уборки в квартиру никто из хозяев не возвращался. Хорошо это было или плохо, Вера не знала.

Понятно было только одно: в этой квартире ей совершенно нечего делать, и поиск начальника нужно вести в совершенно другом месте. К примеру, на даче. Ехать на дачу отчаянно не хотелось. Далеко, мокро, да и результат непредсказуемый. А если Молчанского нет и там? А если есть, но он просто пошлет своего помощника Веру Ярышеву на три буквы? Делать это он умел виртуозно, правда, его изощренный мат никогда раньше не предназначался персонально Вере.

Или позвонить водителю? Соловьева же сказала, что тот возил бумаги на подпись и обнаружил начальника в непотребном виде. Признаться в том, что она потеряла шефа и не может его найти? Нет, это не выход.

Что ж, проблемы она будет решать по мере их поступления. Сейчас запрет квартиру, спустится в машину и для начала просто наберет номер начальника. Даже непонятно, почему она до сих пор этого не сделала. Наклонившись над ботинками, чтобы обуться, Вера снова услышала доносящееся из ванной мерное капанье. Странно, почему утром домработница не завернула кран или, обнаружив поломку, не вызвала ремонтников. Нет, надо посмотреть, что там, иначе, чего доброго, Молчанские еще зальют соседей. Разбираться с этим все равно придется ей, так что уж лучше предотвратить неприятность, чем потом бороться с ее последствиями.

Так и не обувшись, Вера двинулась по коридору в сторону ванной комнаты. Там горел свет, пробиваясь через матовое, очень дорогое стекло, вставленное в филенку сделанной в Италии на заказ двери. При виде светящегося в полумраке стекла страх вернулся. Вера почувствовала, что волоски у нее на руках встали дыбом, словно предчувствуя неминуемую катастрофу. Она подошла поближе и, не давая себе шанса на отступление, рванула дверь.

Крови было немного. Узенькая дорожка вела от ванны к порогу, струилась по белым плиткам пола, тоже привезенным из Италии. Капли, крупные, редкие, мерно падали на пол из свесившейся через край ванны руки. Тонкой мальчишеской руки с перерезанным запястьем и страшными синяками на локтевом сгибе.

Вторая рука, это Вера увидела как в замедленной съемке, была под водой, и если на первом запястье кровь на воздухе уже начинала сворачиваться, из-за чего капли падали все реже, то из второго она струилась в уже полную розовой, но, к счастью, еще не красной воды ванну. Костик, а это был он, лежал, запрокинув голову, и с первого взгляда невозможно было понять, в сознании он или нет. Вера отмерла и бросилась к нему.

— Костя, Костя! — Она обернулась в поисках чего-нибудь подходящего, схватила с батареи полотенце, с откуда-то взявшейся силой разорвала его на две части и бросилась перевязывать руки, а затем потащила мокрое, скользкое, неожиданно тяжелое тело из воды.

Голова подростка болталась, как будто воздушный шарик на ниточке, и Вере вдруг стало страшно, что она оторвется. Голова оторвется, Костик умрет, а она, Вера, не успеет его спасти и будет виновата в том, что жизнь семьи Молчанских бесповоротно разрушена. Она утроила усилия и все-таки выволокла Костика из ванны, уложила на плиточном полу, забила по щекам, пытаясь привести в сознание. Парень не открывал глаз, но хоть мычал, слава тебе господи.

Надо вызывать «Скорую». Господи, да как же она до сих пор до этого не додумалась! Вера выхватила из кармана телефон, затыкала в кнопки, запыхавшимся голосом сообщила о случившемся, назвала адрес и представилась. Теперь оставалось только ждать. Она уселась рядом с Костиком, пристроила его мокрую взлохмаченную голову себе на колени, начала бормотать что-то успокаивающее, гладила мальчика по голове, не замечая, что плачет.

«Скорая» приехала быстро. Пожилой врач, хмурый и насупленный, как погода за окном, бросил короткий взгляд на руки Костика, выругался сквозь зубы.

— Что же вы, мамаша, за ребенком-то своим не смотрите? — спросил с осуждением. — Как допустили, чтобы он у вас сначала колоться начал, а потом еще и вены резать надумал? Куда раньше смотрели?

— Колоться? — Вера смотрела непонимающе. Потом перевела взгляд на синяки в сгибах обеих рук. Истина, накрывшая ее, была проста и незамысловата, а синяки — ничем иным, как следами от уколов.

— Ну да. Парень у вас плотненько так на наркоте сидит. Судя по количеству уколов и состоянию кожных покровов, героин это, не дезоморфин. Ну, оно и понятно, вы, как я вижу, не бедствуете. — Он обвел взглядом стильную, очень дорогую ванную комнату, где душевая кабина стоила как пять его месячных зарплат, не меньше.

— Я не мать, — сквозь зубы ответила Вера. — Я вообще не родственница. Я тут случайно оказалась.

— Ваше «случайно» этому щенку жизнь спасло. — Доктор коротко распорядился нести носилки. — Еще хорошо, что одна рука снаружи осталась, но все равно еще полчаса-час, и могло быть поздно. Вы сами-то кто? Родителям его позвонить можете?